Дым отечества [СИ] - Татьяна Апраксина

поехал, включая Вителли — а он не поехал, вон флажок над его шатром, через лагерь видно — все-таки придется отправляться в Капую к середине третьего дня. Людей выгонять и окорачивать. Заранее. Потому что иначе тремя днями не обойдется.

Асторре Манфреди стоит рядом и, если его не знать, то кажется, что смотрит он на город как рыбак на пойманного морского слона: ясно, что зверь полезный и в хозяйстве пригодится, но потрошить-разделывать его как?

— До сих пор Его Светлость, сколько мне известно, не позволял своим людям гибнуть попусту.

О солдатах говорит? О горожанах — они ведь теперь тоже, считай, подданные герцога…

Не будь здесь капитана Бальони, Марио ответил бы — подданных в Капуе многовато, на головах друг у друга сидят и оттого особо часто бесятся, так что небольшая прополка им не повредит. Но и говорить вперед старшего не подобает, и братьям Манфреди куда больше по сердцу Джанпаоло Бальони, чем Марио Орсини. К нынешнему штурму они окончательно перешли из одного покровительства в другое, точнее, Асторре перешел и брата за собой утащил. Вот и к лучшему — еще не хватало, чтоб у Его Светлости заводились особенные любимчики. Но — нет, не вышло как-то.

Сам герцог в основном шатре, в глубине за ширмой, с одной из капуанских веселых девиц, и раздается оттуда восторженное хихиканье и писк. Этих красоток, дорогих, которые не каждого гостя еще примут, вчера из Капуи перед штурмом целый обоз приехал, под охраной и по взаимной договоренности.

— Отчасти, — Бальони тоже смотрит на город, — Капуя своей судьбой обязана именно вам. Да, да. Вам двоим. Вы долго и умело сопротивлялись, с вами милостиво обошлись. Многие сделали неверные выводы.

— Неверные?

— В корне. Вы, мессер Асторре, хорошо подготовились к войне — деньги, войска, союзы. У вас был шанс на выигрыш. В этих условиях, как правитель, вы просто обязаны были драться. Это был ваш долг перед городом. Вы недооценили могущество Его Святейшества, таланты Его Светлости и глупость и трусость вашего деда. Но в вашем возрасте это простительно. Так вы начали. А продолжали не по глупости и не из гордости, а потому что считали, что у вас нет возможности сдаться. Эти люди влезли в заведомо безнадежную драку, считая, что так могут добиться уважения и лучших условий. Такие иллюзии следует разбивать сразу — меньше крови уйдет потом.

— Показать на одном городе, что будет с теми, кто решится сопротивляться? Чтобы не показывать каждому? — задумчиво говорит не Асторре, а Джанни. — Тогда еще нужно с городом, который сдастся сразу, обойтись особо милостиво…

— Что уже было сделано и наверняка будет еще.

Бальони говорит весело и ровно, будто разбирает отвлеченную проблему, будто никто, и ничто, и никогда не может угрожать его Перудже.

— Есть старое правило, — и все разворачиваются на новый голос, как куклы у хорошего кукловода. — Заняв царство, истреби семью правителя и снизь повинности.

— Вы обычно не следуете этому правилу, господин герцог… — слегка наклоняет голову Асторре.

Он почти нравится Марио, почти — потому что трудно забыть первую ревность, с которой началось знакомство. Так — всем хорош: красив, умен и благороден. Ту черную кошку, что пробежала в первые дни и заставила младшего Орсини искать дружбы обоих Манфреди, несложно забыть. Но можно и не забывать, можно как Его Светлость: он всем улыбается в лицо, не говорит ничего дурного за спиной, просто если считает нужным — ударит. Без гнева, без злобы, без бряцания оружием и проклятий. Придет и съест.

— Следовал, господин советник. — Его Светлость выглядит свежим и отдохнувшим, на город же смотрит с неудовольствием. Необходимые потери это все равно потери. — Катарину Сфорца и ее сыновей подданные ненавидели, а сейчас, попробовав иного, счастливы, что избавились, и сами костьми лягут, чтобы не пустить обратно. Пандольфаччо Малатеста — презирали и ему не вернуться в города, которые он продал за звонкую монету. Аппиани в Пьомбино терпели, но не более. Вы с братом другой породы, вас любили. Но вы не захотите навлечь беду на свой город, а потому тоже неопасны. До сих пор убивать мне приходилось только в Фоссате, но тамошние стервятники заслужили свою петлю по любым законам. В Капуе дело иное. Сильных родов много, поддержка есть у всех — и, как вы сами видели, нет того дела, которое они не совершат ради шанса навредить соперникам. Они открыли ворота мне, откроют и любому другому.

— Тогда труднее всего будет взять Феррару, Флоренцию и Урбино? — спрашивает Асторре, проверяя.

Перуджа не упомянута вслух, но словно бы и ее название прозвучало. Марио быстро прикидывает: Феррару поди выгрызи у д'Эсте, хотя на их пушки у нас есть пушки Вителли, а теперь еще и Делабарта. Во Флоренции обожают мягкого и безвольного Джан Галеаццо Сфорца, но только за то, что он так податлив и всю власть отдал в чужие руки, а сам-то город очень силен и зубаст. Гвидо да Монтефельтро — полководец от Бога, и его почитают в Урбино, как мудрого и справедливого правителя. Да уж, взять все эти города было бы не легче, чем Фаэнцу, а впрочем ворота Фаэнцы открыли не столько пушки, сколько власть Его Святейшества и предательство — найдется и на остальные города свой трус и Папская угроза.

— Флоренцию и Феррару. — поправляет Его Светлость. — И те, и другие будут понимать, что проигрыш — это, скорее всего, проигрыш навсегда. А вот если мы когда-нибудь поссоримся с да Монтефельтро, Урбино сдастся без боя. Но и моим останется — до первой неудачи.

Никто не переспрашивает — ясно, почему Урбино сдастся: чтобы выкупить право уйти своему герцогу и его свите. И с расчетом на то, что военная удача переменчива, разумеется. Марио несколько раз пытался играть с герцогом в шахматы, но быстро отчаялся: он мог просчитывать будущее на два, на три хода, и дома этого вполне хватало, а Его Светлость… они с Агапито Герарди свою игру придумали, в обычной им тесно и скучно. В политике то же самое. Считать так, как Марио, на полуострове могут не все, так, как Бальони или Манфреди — десяток наберется, а так, как Корво — никто. Поэтому мы берем город за городом, легко, как в военной игре на карте. Если оглянуться, дух захватывает — никогда еще никому подобное не удавалось, а мы ведь только начали…

— Но все это, — задумчиво говорит Манфреди, — до вмешательства кого-то из крупных игроков. Не так-то и много времени.

Толедо, Аурелия и,